Это ли любовь?

[Maria20092]

Автор: Maria20092
Email: [e-mail]
Бета: Lisjonok
Email:[e-mail]
Фандом: The Eagle
Пейринг: Марк/Эска
Рейтинг: NC -17
Жанр: Flaff, романтика
Размер: 3 432 слова
Дисклеймер: Мне ничего не принадлежит
Примечание: Моя первая проба клавиатуры в этом фандоме. Написано от безделья. Ловлю все тапки.
Саммари: «Я хочу умереть», - так думает каждый гордый раб.
Предупреждение: Примитивная мысль, банальный сюжет. POV Эски.

Амфитеатр медленно наполнялся людьми. Сквозь решетку я наблюдал, как приходили и медленно рассаживались богатые патриции и люди среднего сословия. Некоторые приводили жен и детей посмотреть на представление – мое убийство. В то, что я умру сегодня, никто даже не сомневался. Я, упрямый, непокорный и гордый раб – кошмар для любого хозяина и работорговца. Раб, который не собирался сражаться с вооруженным и обученным гладиатором на потеху всей этой толпе. Раб, который не собирался исполнять чужие прихоти и приказы. Когда, сегодня, я умру, меня встретят отец, мать и мои братья. И, наконец, кончиться мое рабство.
Внизу, на песке, развлекая собирающийся народ, кривлялись подростки, нацепив на себя идиотские маски. Я обвел взглядом смеющуюся толпу – своих судей. Именно они решат сегодня мою судьбу. Народ прибывал, занимая все места. Взгляд выхватывал лица: молодая семейная пара, женщина, наверное, впервые пришла смотреть на подобное зрелище, какие-то патриции, сенаторы, какого-то калеку привели под руки двое слуг. Увидев его многие стали оборачиваться и перешептываться. Надо же какую «птицу» занесло сюда! Приглядевшись повнимательней, насколько позволяла решетка, я увидел какое усталое, изможденное у этого молодого человека было лицо. Было видно, что он пришел сюда не по своей воле, его заставил прийти какой-то старик сидящий справа от него. И еще было ясно видно, что тому, калеке, плохо и совсем не до игр. Напрягая зрение, я постарался рассмотреть еще какие-то детали, но топот ног, скрежет ключа, и скрип открываемой двери, ясно дали знать, что время пришло.
Удар в живот заставил меня согнуться пополам, жадно хватая ртом воздух. Двое охранников схватив меня за руки, потащили к дверям. Впихнули в руки какое-то оружие, и стали ждать, когда откроется дверь. Толпа за дверью приветствовала вышедшего на арену гладиатора. Мне не было страшно. Я был готов. Готов умереть прямо сейчас. Дверь поехала вверх, и охранники вытолкали меня на арену. Игра началась.
Арена – песком засыпанная площадка – ритуальный стол для жертвоприношения. Гладиатор – палач и убийца в маске, у которой два лица, железный нарукавник на правой руке, небольшой круглый щит и длинный кинжал, напоминающий ритуальный нож. У меня, с маленьким щитом и коротким мечем, не было никаких шансов. Я опустил руки, показывая, что не собираюсь сражаться, и остался стоять с гордым видом, ожидая смертельного удара. Гладиатор бестолково размахивал длинным кинжалом принуждая сражаться. Ну, нет, я в этом фарсе не участвую! Зрителям становилось скучно. Стали доноситься крики «Дерись!» со всех сторон. Но я пришел сюда не драться, я пришел умереть. Откинув в сторону бесполезное оружие, приготовился встретить смерть. Холодный металл коснулся моей груди, а сразу за этим я почувствовал сильный удар в челюсть, сваливший с ног. Толпа ликовала. Поднимаюсь и снова касание меча, и снова удар, только уже сильнее. «Размажь его по стенке!» кричали из толпы. «Ну же, дерись!» слышал я от гладиатора. Он явно был растерян, моим нежеланием сражаться. Несколько сильных ударов и снова я на песке. Скользнув взглядом по трибунам, я заметил, что: женщины стали отворачиваться, кажется им неприятно смотреть на простое избиение; у мужчин в глазах горела жажда убийства, а тот калека вообще оставался безучастным и, кажется, даже не смотрел на арену. «Вставай! Дерись! Покажи, что ты не трус!» кричали дети. Нет. Я не трус. Я просто не боюсь смерти. Вот и все.
Финальный сильный удар по лицу, и я лежу на песке, подставив шею своему палачу. Очень отчетливо слышу крики толпы: «Смерть!», «Убей его!»; и закрываю глаза. Я готов. Острие кинжала надавливает на солнечное сплетение – гладиатор ждет приговора, взмах и …
«Жизнь!» - одинокий голос из толпы. Не может быть! И голос снова повторяет «Жи-и-и-изнь!». Медленно поворачиваю голову в эту сторону. Тот молодой человек, который казался мне больным, стоит во весь рост, ветер играет с его короткими волосами, глаза сверкают на воспаленном лице, от него веет мощью и силой – он так похож на того великолепного бога в нашем разрушенном римлянами святилище, что я не верю глазам своим. И именно его большой палец показывает вверх, и именно его голос убеждает всех подарить мне жизнь. Встречаюсь взглядом с его глазами. Они обещают мне жизнь. И тут случается чудо. «Жизнь!» подхватывает еще один, кажется женский, голос из толпы, а потом и еще один и еще и еще! «Жизнь!» подхватывает весь амфитеатр, и гладиатор уходит в сторону. Я лежу на песке и не могу поверить.
Медленно поднимаюсь, не сводя взгляда со своего Бога, который подарил мне жизнь, и никак не могу понять, зачем он это сделал? Для чего? Но вот Бога я больше не вижу, я вижу смертельно бледного человека, который обессилено, опускается на скамью. Вижу, как слуги помогают ему подняться и уводят под руки. Оглядываюсь по сторонам и сам себе не верю. Даже практически не чувствую лап охранников, которые вталкивают меня обратно в клетку.
Я выжил. Временной провал в памяти. Звон ключей, и скрип открываемой двери. Старик, тот самый, рядом с которым сидел мой спаситель. «Как зовут этого раба?» - тихий старческий голос спрашивает у охраны. Минутная заминка - никто из них не знает моего имени. «Эска», - шепчут мои губы. Старик услышал.
- Так вот, моему племяннику нужен раб. Я покупаю тебя, - старик протягивает мне какую-то одежду и уводит с собой.
Едва мы зашли в дом, я сразу услышал Его голос. Он звал какого-то слугу Стефана. Тот самый голос. Теперь я узнаю его из миллионов других. Сердце пропустило удар и забилось в груди с новой силой. Звуки доходили до моих ушей как через слой воды. «Раб!» - похоже, звали именно меня и уже не в первый раз. Вздрогнув, я обнаружил, что стою посреди комнаты, и поспешил на зов. В комнате на табурете сидел Он, тяжело опираясь на палку и пытаясь развязать сандалий с больной ноги одной рукой. Старик подтолкнул меня в комнаты и, уходя: «Его зовут Эска». Мы остались в комнате одни.
- Ты мне не нужен, - такими были первые его слова. Он явно не хотел меня видеть.
Боль в груди, как будто меня только что ударили, и молниеносный ответ:
- А мне не нужны хозяева.
- Ты мог сбежать. Дядя бы тебя не остановил.
Я удивлен, и уже совсем ничего не понимаю.
- Ты спас мою жизнь. Я в долгу перед тобой, - опускаю голову в жесте смирения.
- Не по своей воле.
- Мужчина не должен просить о пощаде.
- Ты и не просил. Это я. От твоего имени. Но это ничего не значит, - он что, и успокаивать меня собирается? Спасибо, но не нужно. Секундное раздумье и отцовский нож у меня в руке.
- Я из племени бригантов, и держу свое слово, - медленно подхожу к нему. – Нож моего отца – мой залог, - и священное оружие летит к нему под ноги. Удивление в его глазах. И вдохновленный этим я поднимаю голову:
- Я ненавижу все, что дорого тебе, абсолютно все, но ты спас меня и я должен служить тебе! – опускаю голову и отхожу на несколько шагов.
Наверное, в моем голосе он услышал стальные нотки, поэтому смотрит на меня с удивлением и восхищением.
Так началось мое служение Марку Флавию Аквелла. Мое положение было более чем странно. Я не чувствовал себя рабом, скорее я был тенью безликой и безмолвной рядом с его постелью. И чем больше я узнавал его, тем больше восхищался им. Я видел рану на ноге, полученную в битве, именно я заметил, что с ней что то, не так. Я видел, как Марк днем старается улыбаться и говорить что все хорошо, но ночью когда никто, кроме меня, не видел, ему было плохо. Жар и лихорадка, и бред, бессвязный и страшный. Ночи напролет я просиживал около него, вытирая горящий лоб мокрым полотенцем, давал ему настойки приготовленные домашним лекарем и вытаскивал из кошмаров. И каждый раз, когда, замученный лихорадкой, Марк открывал глаза, он улыбался и отправлял меня спать. Но я не мог уйти. Что еще может сделать бессловесный раб? Когда, наконец, поняли, что от лечения ему не лучше, а все хуже, я был готов благодарить всех богов.
Осмотрев рану, целитель сказал, что там остался, метал, и что ее придется вскрывать; я замер. Резать живую рану – это страшно. Марк тоже это понял. Я стоял напротив него, и видел, как заиграли желваки на его скулах. Но речь его осталась спокойной, когда он давал свое согласие.
Когда его привязывали к столу перед операцией, я видел как он молился какому - то богу, крепко сжимая в руках небольшую деревянную фигурку орла. Ему было страшно, так же как и мне. Заметив мой взгляд, он отпустил и меня, что бы я этого не видел. Но целитель сказал, что Марка нужно держать во время операции, и мне пришлось остаться. «Приступаем. Прижми его, раб!» - послышалась команда, и мне пришлось прижать его плечи и навалиться на его грудь. А потом был настоящий кошмар. Ему было больно. Очень БОЛЬНО. Я впился взглядом в его глаза, пытаясь хоть как-то облегчить его боль, сделать ее хоть чуточку терпимее. Я видел его лицо – жаркая испарина, вздувшиеся жилы на лбу, сжатые зубы и не единого стона. Он смотрел прямо мне в глаза, проникая взглядом в самую душу, и я надеялся, что так ему было легче переносить боль. Не знаю, сколько все это продолжалось, но мне казалось, что резали не ногу Марка Флавия, а мою душу, медленно и изощренно. Но, слава богам, под конец он потерял сознание.
Через несколько часов после операции, Марк пришел в себя. Я ждал его пробуждения. Первыми словами были: «Я не опозорился?», единственное, что я мог сделать, это покачать головой. И его тихое «Спасибо!». И тут я почувствовал его прикосновение. Слабыми пальцами он нашел мою руку своей и легонько сжал - «Спасибо». А я стоял и смотрел на него, как никогда раньше отчетливо понимая, что принадлежу ему. И ради него пойду на все. До самого конца.
Шли недели. Марк пошел на поправку. Исчезли бред и лихорадка. Он не нуждался больше во мне так, как раньше, но я не спешил уходить. Мой набитый соломой матрац, притащенный сюда во время болезни Мака, так и остался лежать в углу. На все уговоры и просьбы переместиться в комнаты прислуги, я отвечал жестким отказом.
Интересным было отношение Марка ко мне. Он явно не считал меня рабом. Когда он, от слабости, не мог самостоятельно сидеть, я сам сидел на его пастели, а он полулежал, прислонившись спиной к моей груди. Что бы развлечь его, я рассказывал ему легенды и придания о наших богах, истории о себе или о своих братьях, а он внимательно слушал, перебирая пальцы моей руки. Когда Марк пошел на поправку, он сам стал рассказывать веселые истории, из своей, теперь уже бывшей, военной жизни, тщательно обходя скользкие темы, касающиеся завоевания и рабства «варварских» племен. Когда он начал выходить на улицу, я, невзирая на все протесты, ввел его под руки, внимательно следя за каждым неуверенным шагом. Постепенно Марк выздоравливал, прогулки становились все длиннее, а шаги уверенней, и моя помощь уже была не нужна. Но я не спешил размыкать объятия, находя малейший повод, что бы снова вести его под руку. Он смеялся надо мной каждый раз, называя меня, то нянькой, то наседкой, но не сильно протестовал. Когда стало совсем ясно, что ходить он может и без чьей-либо помощи, фарс с прогулками «под ручку» пришлось прекратить. Теперь я шел просто держа его за руку, изредка переплетая его пальцы со своими.
Как-то сидя в парке на небольшой деревянной скамейке, привычно переплетя наши пальцы, Марк вздумал меня поблагодарить. Он хотел поблагодарить за то, что во время болезни я был рядом, вытаскивал из кошмарных снов, давал лекарства, помогал есть, отвлекал от боли и заново учил ходить. Я попытался возразить про мой долг, но он резко остановил меня и продолжил перечислять все эти ненужные мелочи, большинство которых я уже и сам не помнил. По окончании своей длинной речи, свободной рукой коснулся моего лица и легонько поцеловал мои губы. И тихий шепот «Спасибо!».
Не могу поверить, и боясь, что это сон, уже я жадно целую его, зарываясь пальцами в короткие и жесткие волосы. Горячие ладони на спине притягивают ближе, и дыхание становиться одно на двоих. Все сильнее кружится голова. Все требовательней и ненасытнее становиться его язык, вылизывающий каждый уголок моего рта. Все уверенней жесткие ладони гладят меня по спине. Стараясь отвечать на бешеные поцелуи, пальцами зарываюсь в его волосы, глажу сильную загорелую шею, плечи, пальцами ощущая перекатывающиеся под кожей мышцы. Сколько проходит времени? Неизвестно. Тяжело дыша, Марк отрывается от моих губ, смотрит на меня потемневшими от возбуждения глазами, продолжая поглаживать ладонями мою спину.
- Я хотел всего лишь сказать спасибо, - хриплый шепот. - Зачем ты это делаешь? – уже громче.
И что мне ему ответить? Минутное замешательство. Лихорадочно пытаюсь вернуть мозгам способность соображать и подобрать слова. Не получается.
- Ну, э…, я раб и служу тебе… - Марк резко отодвигается, как будто обжегшись, сбрасывает мои руки со своих плеч и быстрым прихрамывающим шагом уходит в дом.
Я остаюсь сидеть один на холодной скамье в вечерних сумерках. Не те слова. Я не то хотел сказать. И что теперь делать? Медленно поднимаюсь и иду к своему хозяину. Губы болят.
Весь вечер Марк демонстративно отказывается от моих услуг, вызывая старого слугу Стефана. Потом приказным тоном приказывает мне убираться из его покоев, но я не меньший упрямец, чем он, гордо поднимаю голову, в упор смотрю ему в глаза и демонстративно укладываюсь на соломенный тюфяк в своем углу. Марк пожимает плечами и отворачивается.
Ночь. Тишина. Лунный свет проникает в окно, высвечивает серебристым светом точеный профиль моего хозяина. Он не спит, так же как и я. Я так и не нашел нужных слов. Ну что мне ему сказать? Что я весь, телом и душой, принадлежу ему, с тех пор как он подарил мне жизнь? По-моему он не обрадуется. А что тогда? Что я хотел бы разделить с ним не только боль, но и удовольствие? А с чего я решил, что он захочет поделиться этим со мной? Ну и что мне сказать ему? Тишина и свет луны. Я знаю, что он не спит. Он знает, что я не сплю. Впервые между нами повисла темнота. Болят зацелованные губы.
Никто из нас так и не уснул в эту ночь. Когда пришло утро, и все собрались в столовой на завтрак, Марк снова предпочел услуги Стефана. Аквелла заметив недовольное выражение лица племянника, предложил ему выбраться на охоту – размять больную ногу в верховой езде. Виртуозно уговорив прокатиться и получив его согласие, старый хитрец с довольным видом сообщил, что у них, стариков, - у него и у Стефана – болит спина и ломит все кости, и пожелал Марку и мне удачной охоты.
Мы охотились на большого черного кабана. Видно Марк любил охоту, так как его смурное с утра настроение стремительно поднималось, но мне он так и не сказал ничего кроме «Дай копье!» или «Отвлеки его!». Наконец черный кабан был повержен, а Марк отдыхал на большом, разогретом на солнце, камне. По тому, как он спускался с лошади, было видно, что скачкой он разбередил рану, и она снова болела. На берегу небольшого озера я потрошил добытого кабана. Марк сидел в десяти метрах от меня и старался вообще не смотреть в мою сторону. Получалось плохо. Как мне надоела эта игра в гордость, игра в молчанку. Меня вымотал этот поиск нужных слов. Хватит. Надоело.
- Ты, правда, считаешь, что меня можно заставить делать, то, что мне не нравиться?! – кажется, получилось несколько зло.
Марк зашевелился, вставая с камня и подходя ко мне.
- Послушай меня, - он за плечо развернул меня к себе лицом, - Я не хочу, что бы ты, что то, делал из понятия долга, - взгляд в упор, - Я хочу, что бы ты знал, что я не считаю тебя рабом! – его рука в моих волосах.
Нож, которым я только что разделывал кабана, летит в траву. Грязные руки, по локоть в крови, пачкают его одежду, притягивая его к себе, а губы нетерпеливо целуют, пытаясь поймать отголоски того, вчерашнего, поцелуя. Внезапно найти нужные слова становиться просто жизненно необходимо.
- Я вчера неправильно выразился, - задыхаюсь после поцелуя, - После твоих ласк соображать невозможно! – получилось несколько жалобно.
Сильный рывок, и Марк жадно целуют меня, так же, как вчера.
- Я хотел этого, - жалкая попытка продолжить объяснения, - Правда, хотел!
Марк, по-моему, уже не слушает. Нахальные руки развязывают пояс, и моя рубашка летит куда-то в кусты. И снова жаркие, головокружительные поцелуи. Мои руки в крови кабана пачкают его одежду, шею, волосы.
- С ума сошел. Подожди, хоть руки вымою.
Марк с видимой неохотой отрывается от посасывания моего языка, и я направляюсь к озеру, и ледяной водой смываю кровь со своих рук.
Возвращаясь назад, смотрю на Марка. Он сидит, расположившись на залитой солнцем поляне, расстелив под собой один из плащей взятых собой на случай дождя. Солнце освещает его черты, и я снова вижу того бога из древних преданий, который спас мне жизнь тогда на арене. Приближаюсь к нему. Я знаю, что здесь сейчас произойдет. Немного нервничаю. Я давно уже не мальчик и не девственник. В последний раз ко мне прикасались месяца три назад, когда продали в амфитеатр. Охрана решила позабавиться. А как ломают гордых и непокорных рабов вам лучше этого не знать, да и мне бы тоже.
При моем приближении Марк поднялся, взяв за руку, притянул к себе. Жесткая от мозолей ладонь легким движением погладила скулы и переместилась на подбородок, слегка приподняв его и заставив встретиться глаза с серьезным пристальным взглядом.
- Эска, послушай меня, ты должен знать, я не прикоснусь к тебе, если ты сам этого не хочешь. И никакие доводы о службе, чести или плате не имеют значения. Ты мне не раб. И если какие-то мои действия неприятны тебе или причиняют боль, я должен знать об этом немедленно.
Я попытался возразить, что …. Сухая и жесткая подушечка большого пальца переместилась с подбородка губы и погладила их. Саднящие после поцелуев губы, нахальный шершавый палец – возбуждение стало непереносимым. Поймав вторую руку Марка и положив ее на свой выпирающий пах, я лизнул бесцеремонный палец, натирающий и без того болящие губы. Пристально глядя в глаза Марка, вижу как, от возбуждения, расширяются его зрачки. Еще секунда, и острые зубы впиваются в нижнюю губу, и проворный язычок, быстро зализывающий место укуса, мозолистые руки, слепо шарящие по обнаженной спине. Я развязываю его пояс и стягиваю надоевшую рубаху. Жадные губы отрываются от моего рта, влажный язык ласкает горящую кожу горла, острые зубы оставляют маленькие следы укусов. Мои руки скользят по совершенному телу, изучая его. Сильная шея и широкие плечи, пальцы ласкают каждый бугорок мышц. Широкая грудь и острые возбужденные соски – с силой тру их шершавыми и мозолистыми, как у него, пальцами. Накаченные кубики пресса.
- Ты идеален! – Марк жадно выдыхает в шею, озвучивая мою невысказанную мысль.
Скольжу дальше. И снова ненужная ткань под моими руками. Лихорадочно распутываю завязки, и его руки перехватывают, притягивают ближе, упрашивая не торопиться, потереться, почувствовать. Два судорожных вздоха – его и мой.
Легкое нажатие на плечи, заставляющее опуститься на расстеленный плащ. Марк наклоняется, снимает свои сандалии и, наконец, распутывает те, не поддавшиеся мне, завязки. Последняя деталь одежды опускается на траву, жадно рассматриваю открывшиеся мне идеальное тело. Широкие плечи, узкие бедра, плоский живот и гордо устремленный вверх член. Я хочу обладать этим телом, прямо сейчас хочу. Лихорадочно выпутываюсь из своей одежды. Марк опускается подле меня на колени, накрывая ладонью мой член, и ласкает его рукой по всей длине. Судорожно перехватываю его пальцы. Не надо. Не сейчас. Иначе все кончиться слишком быстро. Наглую перехваченную руку подношу к губам и втягиваю в рот два пальца. Легкий привкус пота и травы.
Когда он опускался, я видел, что растревоженная рана на ноге все еще болит. Аккуратно усаживаю его рядом с собой, перекидываю ногу через его колени, осторожно сажусь на бедра. Снова ловлю и втягиваю в рот влажные пальцы. Терпения больше нет. Языком выталкиваю пальцы изо рта, и приподнимаю бедра, показывая, что нужно перейти к решительным действиям. И, да! Влажные пальцы, сразу оба, медленно проникают в тело, растягивая и смазывая. Слюной смачиваю ладонь и нахожу его стоящий член. Несколько движений, и резкий свистящий вдох сквозь зубы. Терпения сдерживаться, у него тоже нет. Пальцы исчезают. И, наконец, опускаюсь на стоящий член. Головка проходит без проблем, а потом рывок вниз и вспышка боли. Марк замечает ее, и хватка его сильных рук на моих бедрах становиться железной, не давая мне двигаться дальше. «Не торопись», - сдавленный шепот его губ. Я обнимаю его, ожидая, когда тело привыкнет, быстрыми поцелуями покрываю влажные виски, высокий лоб. Его тело пахнет травой и водой и сюда же примешивается чуть резковатый запах пота. Стальная хватка на бедрах исчезает, и я могу свободно двигаться. Сначала медленно, постепенно наращивая темп. Я перевозбужден и не смогу продержаться долго. Член трется об его рельефный живот. Еще пару быстрых движений и я кончаю, сильно прикусывая нижнюю губу. Собирая остатки удовольствия, продолжаю двигаться, сильно сжимая внутренние мышцы, резкое движение бедер мне навстречу, и Марк кончает следом за мной. Я губами перехватываю его стон и чувствую тепло разливающееся внутри. Расслаблено целую его лицо, жду, когда он восстановит судорожное дыхание. Медленно поднимаюсь с его бедер и ложусь рядом с ним на расстеленный плащ.
С озера резко пахнет тиной, по земле начинает стелиться вечерняя прохлада. Нужно подниматься и уходить. Он расслабленное тело вставать явно не хочет. Поэтому мы лежим рядом и молчим. Голова Марка покоится на моем животе. Я перебираю жесткие волосы. Так хорошо. Странная мы пара упрямый раб и бывший легионер. Но какое для нас это имеет значение?